Я не хочу грустить. Я не могу делать этого долго. К сожалению, бывают моменты, когда не грустить нельзя. Считаю, что любую ситуацию можно сделать яснее, просто озвучив её. И я чувствую острую необходимость записать сейчас все, что всплывает в сознании, когда я думаю о том, что моего отца больше нет.
Я не могу сказать, был ли он идеальным отцом или нет. Я могу сказать точно, что всё, что касалось родительских обязанностей, он делал осознанно. Разумеется, когда я был маленьким, бывало разное. Глядя на одноклассников, я немного завидовал, что их папы не уделяют пристального внимания своим сыновьям и предоставляют им больше свободы. Дело было в том, что им было всё равно. Они были просто мужчинами, которым волей судеб угораздило жить в одном доме с маленькими детьми и быть вынужденными с ними общаться. А мой папа папой работал.
Конечно, было сложно мириться с его дотошностью во всём. Но маленький мальчик не мог понять причин этого, а сейчас я понимаю, что он был сложным человеком, которому было сложно жить. Настолько сложно, насколько это возможно в обществе, где не приветствовалось думать и критиковать. Он не всегда знал, как должно быть, но всегда чувствовал, если что-то делается неправильно. К сожалению, вокруг него происходило слишком много неправильного. Последние лет 25 (а, может, и больше) прошли для него совсем не так, как заслуживает того человек. Слишком много вынужденных потрясений. Он не мог стать тем, кто соглашается с общепринятыми нормами лишь потому, что их сторонники сказали, что так надо, если сами эти нормы выглядят по крайней мере нелогично. Это очень простая жизненная позиция, когда ты принимаешь на веру всё, что тебе говорят. Гораздо сложнее иметь свое мнение. Потому что свое мнение формируется сквозь призму полученных знаний. И мой папа эти знания имел.
Он знал, как бывает в цивилизованных странах, видел это в зарубежных фильмах, обращая внимание не только на сюжет, но и на сцены из жизни. Он читал взахлеб, буквально глотал книги, находясь в постоянном поиске ответов на глобальные вопросы. Я даже боялся его что-то спрашивать, потому что он никогда не мог дать четкого прямого ответа, а вместо этого доставал несколько книг и говорил, что ответы там. Нет такого предложения, где будет ответ. Ответ в том, как ты сам поймёшь изученную по этому вопросу литературу. И чаще всего этим пониманием будет неизбежность продолжать поиски.
Многие вещи я стал понимать только недавно. Тогда, в детстве, это казалось чем-то лишним. Хотелось просто знать, кто плохой, а кто хороший. Потому что это задали выучить в школе. А он прививал критическое мышление. Быть может, слишком рано. Но ведь у него получилось.
Я не могу сказать, что он любил шутить. Просто вся его речь всегда изобиловала иронией и сарказмом. Он не старался быть серьёзным в общении. Всегда где-то рядом с важной темой были объездные дороги, куда можно было запустить пару шуточек. С юмором было гораздо легче воспринимать враждебную реальность. Когда в последний раз я помогал ему спуститься на носилках в машину скорой помощи, то сказал ему, что потом обязательно расскажу, как этот процесс выглядел глупо со стороны, чтоб мы оба над этим посмеялись. И мы обязательно сделали бы это, выкарабкайся бы он в очередной раз.
В последние годы мы сумели развить свои отношения в куда более важную плоскость, чем простые отношения отца и сына. Мы стали друзьями. Один немного старше, другой немного младше. Всю жизнь он называл себя неспособным к обучению, но сумел овладеть сперва мобильным телефоном, потом персональным компьютером, затем планшетом. В какие бы больницы его не забрасывали болезни, везде от меня в первую очередь он просил, чтобы я настроил интернет. Он был всегда на связи. Он умел пользоваться всеми современными мессенджерами, был всегда в курсе текущих событий в мире. Совершенно непонятным путями выходил на интереснейшие книги, которые я тут же старался найти в продаже и начать читать вместе с ним. В дружбе с отцом есть и свои минусы: теряя отца, ты теряешь еще и друга.
Папа, я не такой дурак, чтоб в письме обращаться к тебе, как будто ты это увидишь. Но, пойми, это такой литературный стиль. Я помню всё. И как ты повел меня на почту, чтоб я выбрал себе подписку на какую-нибудь спортивную газету, хотя с деньгами было очень плохо. И это стало увлечением всей моей жизни. И как ты возил меня на багажнике велосипеда гулять в лес после школы, чтоб я не торчал перед телевизором. И как мы вместе читали энциклопедию огнестрельного оружия, а потом в боевиках ты напоминал мне, что это за модель автомата. И как ты разрешал мне разбирать все свои приемники, один из которых я так и не смог собрать назад. И как ты приходил на поле, где я играл с другом в футбол, и показывал нам удары по воротам, хоть ты и не был спортсменом. И как мы сделали из обычного большого стола стол для тенниса и ты бесконечно долго играл со мной, хоть я и не представлял из себя соперника. И как ты учил меня гладить кошек так, чтоб им было приятно. И как мы перед началом чемпионата мира по футболу целый день настраивали уличную антенну, чтоб поймать польские каналы. И как ты исписал тонны бумаги, объясняя в письме Якубовичу, что в одном из вопросов Поле чудес была неточность. И как ты слушал Голос Америки и злился, когда композицией “take five” начинался “час джаза”. И как ты приходил в спальню топить печку и засиживался, рассказывая разные истории. И как летом мы нашли единственное место, где тянула мобильная связь, и сделали из твоей старой коричневой куртки переговорный пункт. А потом маме на работе запретили пользоваться городским телефоном за слишком частые звонки на мобильный. И как я поступал в университет, а вы с мамой по телефону решали вопросы с документами и мы успели-таки всё сделать до закрытия приемной комиссии. Как я мог не поступить после того сумасшедшего дня? И как на похоронах бабушек ты был тем, кто мог быть сильным и утешать остальных. А смогу ли я завтра быть таким? И как, приезжая на выходные в деревню, мне не хотелось снова уезжать в город. И как вы однажды с мамой пришли к моей новой работе потому, что не могли найти на планшете кнопку перезагрузки. И как я подарил тебе нож, когда ты был очень плох и лежал в больнице. И ты не расставался с ним после этого. И как мы шутили в этих бесконечных очередях в этих бесконечных поликлиниках, хотя нельзя назвать шутками те записи, что оставляли в твоей карточке врачи. И как мы до темна беседовали с тобой на кухне об истории. Как ты рассказывал, что нашел интересного за неделю. И эти вкуснейшие арбузы этого лета. Лета 2016 года. И как на той неделе ты звонил мне и жаловался. Но жаловался не на свое здоровье, а на неработающий интернет дома. И это в 71 год. Я все это помню и надеюсь, что буду помнить. Это была тяжелая жизнь, с ошибками, пробами, неудачами. И я очень надеюсь, что сумел хоть как-то тебя в ней радовать.
Я считаю, что не могу быть в обиде на судьбу за то, сколько времени мне было отведено на общение со своим отцом. Беспилотный космический корабль может долгие годы слать данные на Землю с другой планеты, но даже разбиваясь о ее поверхность уже при посадке, он успевает передать человечеству бесконечно много полезной информации. Бесконечно много потому, что раньше такой информации было ноль.
